Tarkovszkij, Arszenyij Alekszandrovics: First Meetings (Первые свидания in English)

Свиданий наших каждое мгновенье,

Мы праздновали, как богоявленье,

Одни на целом свете. Ты была

Смелей и легче птичьего крыла,

По лестнице, как головокруженье,

Через ступень сбегала и вела

Сквозь влажную сирень в свои владенья

С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость

Дарована, алтарные врата

Отворены, и в темноте светилась

И медленно клонилась нагота,

И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -

Я говорил и знал, что дерзновенно

Мое благословенье: ты спала,

И тронуть веки синевой вселенной

К тебе сирень тянулась со стола,

И синевою тронутые веки

Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,

Дымились горы, брезжили моря,

И ты держала сферу на ладони

Хрустальную, и ты спала на троне,

И - Боже правый! - ты была моя.

Ты пробудилась и преобразила

Вседневный человеческий словарь,

И речь поьгорло полнозвучной силой

Наполнилась, и слово ты  раскрыло

Свой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, даже

Простые вещи - таз, кувшин, - когда

Стояла между нами, как на страже,

Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.

Пред нами расступались, как миражи,

Построенные чудом города,

Сама ложилась мята нам под ноги,

И птицам с нами было по дороге,

И рыбы поднимались по реке,

И небо развернулось перед нами...

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

Each moment of our dates, not many,

We celebrated as an Epiphany.

Alone in the whole world.

More daring and lighter than a bird,

down the stairs, like a dizzy apparition,

You came to take me on your road,

through rain-soaked lilacs, to your own

possession, to the looking glass world.

As night descended,

I was blessed with grace, the altar gate

opened up, and in the darkness shining,

and slowly reclining, was your body naked.

On waking up I said: “God bless you!”

Although I knew how daring and undue

my blessing was: You were fast asleep,

Your closed eyelids with the universal blue,

the lilac on the table so strained to sweep.

Touched by the blue, your lids

were quite serene, your hand was warm.

And rivers pulsed in crystal slits,

mountains smoked, and oceans swarmed.

You held a sphere in your palm,

of crystal; on your throne, you were sleeping calm.

And, oh my God! - Belonging only to me,

You woke and at once transformed,

the language humans speak and think.

Speech rushed up sonorously formed,

with the word “you” so much reformed,

as to evolve a new sense meaning king.

And suddenly all changed, like in a trance,

even trivial things, so often used and tried,

when standing between us, guarding us,

was water, solid, stratified.

It carried us I don’t know where.

Retreating before us, like some mirage,

were cities, miraculously fair.

Under our feet the mint grass spread,

the birds were following our tread,

the fishes came to a river bend,

and to our eyes the sky was open.

Behind us our fate was groping,

Like an insane man, with a razor in his hand.