Baka István: Завещание (Testamentum in Russian)

Ha meghalok, a nyirkos pétervári 
Talajba engem ne temessetek! 
Porhüvelyem enyhébb vidékre vágyik, - 
Itt még a hant is szürke és rideg. 

Ha feljönnék kísérteni síromból 
(Csak levegőzni, mert nyomaszt a föld), 
Megsüketülnék a dühös Kirovtól, 
Ahogy Kobára átkokat süvölt. 

A piszkarjovi dámán, mint darázsraj, 
Fürtökben lógna millió halott; 
Megfagytak, éhenhaltak a blokádban, 
S harsogva szidják Hitlert, Zsdanovot. 

Körültáncolna meggyilkolt, kivégzett 
Forradalmárok, cárok serege, 
S százezrivel a lágerjárta lélek: 
Szibéria jeges lehelete. 

Inkább a forró déli sztyeppe áldott 
Füvén szórjátok szét a hamvamat, 
Hol polovec, tatár, kozák csatázott, 
S békét kötöttek rég a föld alatt. 

Vagy egy kis Moszkva-széli temetőbe, 
Hol bíborszínü bokrok, laboda 
Között pihent le Másám csöpp időre: 
Feltámadásig, - ássatok oda! 

Burok-koporsó rejtsen embrióként! 
Gyökér-köldökzsinór köt össze itt 
A Föld-Anyával, - szívom majd a hólét: 
Vérét az Utolsó Ítéletig. 

Angyalkürt ébreszt vagy az Auróra 
Ágyúszava, mindegy lesz énnekem, 
S az is, hogy mennybe szállok vagy pokolra 
Taszít alá közömbös végzetem. 

(1993)

Когда умру меня не хороните
В сырой и серый петербургский грунт!
Хотите – сами в этой глине спите,
Что давит влажной массою на грудь.

захочешь выйти ненадолго, чтобы
Проветриться на ветерке морском,
Сбежишь назад: прокляться в адрес Кобы
Там сыплет Киров, потрясая кулаком.

На пискаревской даме – рой осиный –
Качаясь, гроздья мертвецов висят:
Те, кто на фронте пал, в блокаду сгинул.
Всех кроют, Гитлера и Жданова, – подряд.

Вокруг – кордебалет убитых и казненных,
Народовольцы, реформаторы, цари;
И сотни тысяч зэков изможденных,
Считай – не сосчитаешьдо зари...

Мой прах вы лучше, милые, развейте
В степях привольных, по траве густой
Где бились казаки, татары, после смерти
Покой обретшие друг с другом и с собой.

Иль погребите там, где в зарослях ромашек,
В кустах разросшихся и пыльной лебеде
Спит на погосте подмосковном Маша,
Ждет, чтобы наступил скорее судный день.

Я тоже буду спать, как эмбрион в утробе.
Пусть корни трав, как пальцы крепких рук,
Меня качают в мягкой люльке гроба,
Пока времен не завершится круг.

Разбудит ли меня "Аврора" или ангел
Небесный – мне, ей-богу, все равно!
И все равно, пошлют в блаженном ранге
В рай – или в преисподнюю, на дно...