В те дни
я иволгу любил –
звон колокольный,
взлетавший над нами, падавший
сквозь листву,
когда на опушке лесной
на корточках сидя, мы красные ягоды
нанизывали на травинку, а мимо
катил тележку
седой еврей.
В полдень в черной тени ольхи
стояла скотина,
гневными хвостами,
отбиваясь от мух.
Но вот разверзалось небо, и дождь
широким лился потоком,
и у капель
был вкус темноты,
такой же, как у земли.
Парни на лошадях
по прибрежной тропе приезжали,
на гнедых сверкающих спинах
скакали весело
над глубиной.
За оградой
клубилось жужжание пчел.
Поздней по терновнику у озерного камыша
вдруг пробегал серебряный рокот страха.
Полумраком окна и двери
зарастали, словно плющем.
Напевала старуха
в каморке своей благовонной.
Лампа гудела. Входили мужчины
повелительно что-то кричали собакам.
Крона ночи, разросшаяся в молчании,
время, все неуловимее, все горше,
длящееся от стиха к стиху
детство –
в те дни я иволгу любил…