Puskin, Alekszandr Szergejevics: Petrohrad (МЕДНЫЙ ВСАДНИК (ВСТУПЛЕНИЕ) in Czech)

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПОВЕСТЬ




На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.

       И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,[1]
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.

Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхой невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.[2]
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
На сквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царской дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.

Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!

Od Alexandra Puškina.

 (,Hronka‘ III, 1838.)


  Na břehu nízkém, pustých vln
Stál On, myšlének velkých pln
I v dál hleděl. Před ním se vinul
Proud řeky šírý, bídný čln
Jediný bloudě po něm plynul.
Po břehách nízkých, mochnatých
Černěly se jen tu i tam
Skrýše ubohého Čuchonce.
Les, neznající zraků zlatých
Ve mhle navždy skrytého slunce,
Vůkol šuměl.

               I v sobě sám:
  Odsud my budem hrozit Švédu,
Zde bude založena tvrz
K vzdoru zlobivému sousedu.
Přírodou nám zde souděno
V Evropu prorubit okno
A pevnou nohou stát u moře;
Sem všeliké, novým vlnám
Hosté, praporce přijdou k nám,
Hody slavícím na prostoře.

  Prošlo sto let, a mladý hrad,
Půlnočných stran i div i krása,
Ze tmy lesův a z bařin blat
Povznesa se, slávu svou hlásá.
Zde, kde před tím rybák jen finský,
Zbídněný pastorek přírody,
Samotný kdes, kde břeh byl nízký
Smáčel v neznámé jemu vody
Svou vetchou síť — aj, nyní tu
Již po oživelém břehu
Hromady strojné se vtěsnají
Dvorů, paláců a lodě
Ze všech končin po známé vodě
K přístavům bohatým spěchají.
V žulu oděl se břeh Něvy
A mosty visí nad vodami,
Temnozelenými sadami
Pokryly jich se ostrovy.





Ach, lúbím tě, Petra stvoření,
Lúbím tvůj pohled důstojný,
Něvy velkolepé vlnění,
Pobřežný granit ustrojný;
Tvých ohrad přerozkošný zrak
V tvých nocí zádumčivých tíši,
V bezlunném lesku prozračný mrak,
Při němž já v komnatě své píši
Neb knihy čítám beze svíce.
Jsou jasné v tichém snu ulice
Mnohé tehd’ prázdné; jest lesklá
Na Admiralitě jehla.
Na zlatém nebi noční tma
Tupá nikdy se nezjevuje;
Tú odměnit spěchá druhá
Zář, den se noci propůjčuje.
Lúbím i zimu tvou divokou,
Povětří husté, mrazivé,
Běhy sánek Něvou širokou,
Dívčinné líce růžové;
I lesk, i šum, i hovor bálův,
I v čas mládeneckých hodů
Sipění pěnivých pokálův
I plamen punče holubičí.
Lúbím i tvou vojenskou živost
Potěšných Marsových polí,
Řadů pěchoty i koní
Jednoobrazivou zmužilost;
Tam, v krásně ubraném stroji
Lesknoty dobytých znamení,
Mosazných šišaků záření
Naskrz prostřelených v boji.
Lúbím tě, vojenská stolice,
Tvých hradů tvrdých dým i hrom:
Když, buďže půlnočná carice
Přinese syna v carský dom;
Buď když z vrahů svých nové sláví
Russia zas vítězoslávy;
Buď když Něva led svůj rozboří,
Čujíc, an den již jarní hoří,
Mocně ho žena svému moři.

  Krasliž se, město Petrovo!
Jak Russia stůj pevně, věčně;
Než odpusť, prosím, že slovo
Nemůž ti čest dát dostatečně.
Vraždy i plen stařiny své
Vlny pustin finských zabudou,
I častou zlostí svou nebudou
Rušit víc věčný sen Petra.